А.Шевцов,  «Очищение. Том III. Русская народная психология», Тропа Троянова, 2006. - 616 с - (Школа самопознания)

        Куда пойти, чтобы понять, как народ видел душу? Конечно, к ученым! Это кажется так очевидно современному человеку  не к народу же! Народ сер и безграмотен, как можно доверять ему, когда дело касается важных вещей?! Но даже если в народе и встретится умный человек, его мнение будет ненаучно, потому что оно личное. А истину в наше время можно достичь только усилиями больших сообществ... Любопытно, почему сообщества стали ближе к истине? Может быть, потому, что для ее достижения теперь требуется много техники и денег?
        Моя задача в этом разделе  составить себе самое общее представление о том, как ученые, изучающие народ, видят душу. Ученых этих обобщенно можно назвать собирателями, хотя сами они называют себя то антропологами, этнографами, фольклористами, то языковедами, славистами...
        Общее у них только одно: они народу не доверяют, а того, о чем рассказывают им люди, не видят. Поэтому они никогда не описывают то, что им рассказывают, как вbдение. Наоборот, они ощущают себя обязанными выказывать недоверие к тому, что собирают.
Когда ученые хотят показать, что они не доверяют тому, что говорит народ, они говорят о «народных представлениях». Представление  это не видение и уж тем более не «факт»! Не говорю уж о «научном факте»! Доверять можно только «научным фактам» и никак не представлениям.
        Узок круг ученых, страшно далеки они от народа, и мир их ужасен. Ужасен, потому что поражен болезнью лжи и недоверия.                     Ложь, искажения, обман преследуют ученого как жупел. Со студенческой скамьи его мучает страх, что ему подсунут какие-то неточные, а то и фальшивые данные. Нельзя доверять ничему и никому, особенно своему брату-ученому. Он хуже всех, потому что остальные-то уже давно и не пытаются соваться со своими необъективными разговорами к жрецам науки.
        К народу, конечно, тоже надо относиться с подозрением, но с народом все проще: он просто один большой недоумок, который плохо учился в школе и не знает самых элементарных понятий из научной картины мира. Поэтому называй все, что говорит народ, представлениями, выкажи толику презрения или доброжелательного сочувствия по поводу его безграмотности, и если даже за этим проскользнет высокомерие, братья простят. Сами такие. А вот с братьями держи ухо востро, они-то не народ, они ошибаются не всегда и во всем, они могут иной раз и все верно сказать. Ты расслабишься, а тут тебя и подловят...
        Я подозреваю, что все эти игры с въедливым отслеживанием всяческих неточностей и ошибок в работах собратьев по цеху не имеют никакого отношения к истине. Они всего лишь способ занять место повыше в научном сообществе  кто может уесть всех остальных, сидит выше всех и видит лучше. Поэтому может ходить гордо и поглядывать свысока. А истина, что ж, истина признается только в тех рамках, которые обсуждаются. А обсуждаются, как это ни странно, даже для этнографов и фольклористов, в общем, для тех, кто изучает народную культуру, только рамки естественнонаучной парадигмы...
Какое, казалось бы, отношение этнография, фольклористика и языкознание имеют к естественным наукам? Не подтасовываю ли я факты?
        Думаю, отвечу на этот вопрос словами одного из авторитетнейших этнографов России Дмитрия Константиновича Зеленина. В «Восточнославянской этнографии», вышедшей все в том же 1927 году, он пишет о «симбиозе этнографии со смежными науками»:
        «В то время как в XVIII веке вновь возникшая наука  русская этнография в работах путешественников-натуралистов теснейшим образом связана с естественными науками, в XIX веке она опирается на фольклор, диалектологию, славистику,  землеведение,  статистику,  историю и археологию,  а в наши дни   на социально-экономические науки и краеведение» (Зеленин, Восточнославянская этнография, с. 10).
        При этом до двадцатого века в Москве этнографические исследования велись Этнографическим отделом Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. Наши этнографы вышли не из народа, а из естественников.
        Показателем того, что это так, является отношение самих культурологов всех мастей к тому, что они слышат и видят, собирая свои материалы у народа. Сколь бы действенным, сильным или повторяющимся ни было явление, оно  представления и никогда не должно стать собственной основой для движения к истине. Это всегда лишь суеверие, которое оттеняет то, насколько истинна научная картина мира. И вся работа собирателя сводится к тому, чтобы с помощью собранных им материалов доказать, что истина уже найдена, а это просто надо сохранить, как память о предках, о заблуждениях предков, если уж быть точным...
        Читая работы людей, которые жизни отдали на то, чтобы собрать и сохранить уходящие знания русских о душе, никогда нельзя забывать, что ни один собиратель не верит в то, что собирает. Ни для одного из них нет души, нет чародейства и даже знахарства, иначе как распространенных суеверий. И даже если кто-то из них тайно верит в душу, потому что, к примеру, сам побывал вне тела во время клинической смерти, это никак не проявится в его работах. Культуролог как человек  это одно существо, но культуролог на службе  это человек в мундире до сих пор живущий в жутких условиях сталинского культа, брежневских психушек, и разгула ГПУ, НКВД и КГБ.
        Свобода мысли и души еще долго не будет позволена в стенах заведений, изучающих мысль и душу...
        Поэтому пробиваться в поиске народной души придется сквозь слои представлений ученых о представлениях народа. Представления ученых  это не то, как они представляют себе душу. Не обольщайтесь, что они выдадут даже эти крамольные мысли. Нет, это то, как они представляют читателям то, как надо представлять себе то, как представлял душу народ!..
        В общем, от великого страха за свои жизни, все наши антропологи той страшной коммунистической эпохи добровольно стали идеологическим ведомством, которое вносит прогрессивные представления в народное сознание. И так приросли к этой шкуре, что, наверное, искренне считают себя тем, во что скинулись. Многие из них даже возмутятся, наверное, читая мои наветы.
        Но что мне их возмущения, я же не член их сообщества, меня невозможно осудить, мои книги нельзя не пропустить, я даже недоступен столь родной их сердцам травле. Зато я умею читать. И если есть в их работах хоть намеки на то, что они просто исследуют, что такое душа, сознание, истина, я это обязательно найду. Мне ведь нет дела до того, как они красили наши очки розово-коммунистической или голубовато-научной дымкой. Это я показываю лишь как постоянно присутствующий слой помех в работах всех культурологов.
        А искать я буду в их работах то, что поможет лично мне в моем самопознании. Помочь же может только настоящее, без обману. Так что, никаких игр в предъявления счетов сообществу, только искренний поиск настоящей науки за слоем идеологии.